Cамое страшное не то, что мы теперь взрослые, а то, что теперь взрослые – это мы.
По мотивам песни Мельницы "Чужой"
Он пришел перед зарей. Так ей потом рассказывали. В деревне все были русоволосыми, голубоглазыми и очень светлокожими. А он принес с собой что-то другое. Темное. Пугающее. Манящее.
Говорят, раньше вдов хоронили в одной могиле с мужем. Мол, жить уже незачем. Но она всегда радовалась, что муж тихо ушел из ее жизни и, наконец, дал ей возможность просто жить. Замуж бы ее никто не взял, пустоцветик бездетный. Она любила жизнь, с мужем или без, с детьми или самой, с солнцем или дождем. А теперь и с ветром, что принес в заплечном мешке незнакомец. Таких темных глаз она никогда не видела.
Даже когда он сидел, казалось, что он вот-вот исчезнет, что его унесет предрассветным ветром. Он заметил ее взгляд: совсем недавно была девочкой, а теперь, как ему рассказали, вдова.
Как-то вечером он заглянул в ее пустой дом, попросил похлебки. Он пел песни на чужом языке, а она, закрыв глаза, ловила лицом порывы степного урагана. Он никогда не говорил своего имени, и она стала называть его Перекати-поле. Дунешь – и улетит. Но здесь остался. Пока.
- Я хочу улететь с тобой, - как-то под утро шепнула она. Молчание было тяжелым, как небо перед грозой. Он услышал. Она не спала и слышала его почти бесшумные сборы. Но промолчала. Ветра в руке не удержишь.
Взошедшее солнце не смогло подсказать ей, куда он ушел. Да она бы и не пошла за ним теперь. Что стоят песни, когда у Перекати-поля нет корней.
Старейшина неодобрительно посмотрел на темный пушок на голове у младенца, но согласился с матерью, что Ветер – самое лучшее имя для малыша.
Он пришел перед зарей. Так ей потом рассказывали. В деревне все были русоволосыми, голубоглазыми и очень светлокожими. А он принес с собой что-то другое. Темное. Пугающее. Манящее.
Говорят, раньше вдов хоронили в одной могиле с мужем. Мол, жить уже незачем. Но она всегда радовалась, что муж тихо ушел из ее жизни и, наконец, дал ей возможность просто жить. Замуж бы ее никто не взял, пустоцветик бездетный. Она любила жизнь, с мужем или без, с детьми или самой, с солнцем или дождем. А теперь и с ветром, что принес в заплечном мешке незнакомец. Таких темных глаз она никогда не видела.
Даже когда он сидел, казалось, что он вот-вот исчезнет, что его унесет предрассветным ветром. Он заметил ее взгляд: совсем недавно была девочкой, а теперь, как ему рассказали, вдова.
Как-то вечером он заглянул в ее пустой дом, попросил похлебки. Он пел песни на чужом языке, а она, закрыв глаза, ловила лицом порывы степного урагана. Он никогда не говорил своего имени, и она стала называть его Перекати-поле. Дунешь – и улетит. Но здесь остался. Пока.
- Я хочу улететь с тобой, - как-то под утро шепнула она. Молчание было тяжелым, как небо перед грозой. Он услышал. Она не спала и слышала его почти бесшумные сборы. Но промолчала. Ветра в руке не удержишь.
Взошедшее солнце не смогло подсказать ей, куда он ушел. Да она бы и не пошла за ним теперь. Что стоят песни, когда у Перекати-поля нет корней.
Старейшина неодобрительно посмотрел на темный пушок на голове у младенца, но согласился с матерью, что Ветер – самое лучшее имя для малыша.
