Cамое страшное не то, что мы теперь взрослые, а то, что теперь взрослые – это мы.
http://www.diary.ru/~letters-to-ete...postid=25017058
тут последнее
Эстер и Нета поблагодарили «приемного отца» и вернулись в комнату. Такой поворот в жизни надо было осознать.
Девочки договорились не рассказывать никому, кроме своего Наале, о смене имени до этого шаббата. И поэтому они первые заняли телефон на исходе субботы, чтоб обзвонить знакомых, и, конечно, сообщить парням. Элихай обрадовался, но как-то вяло, Нета даже слегка обиделась. А вот реакция Олега удивила и насторожила Эстер.
- Ты что? Разве можно менять имя, котрое тебе дали родители? Ты вообще думала, что скажешь маме? И зачем оно тебе было нужно?
Настя так растерялась, что даже не нашла ответа. А ведь ответ был...
Если б Олег выслушал ее, он узнал бы, как устала она от имени – как от изношенного платья, что кажется чужим, и как ей хочется начать новую жизнь, чтоб от старой осталось только хорошее, а не запятнанное детством имя. Но Олег, наверно, не понял бы... Как не понял и того, что Настя решила остаться на лето в Израиле. Мать не брала трубку, когда старшая дочь звонила, и не ответила уже на два письма. Настя не вернется, есть Эстер Нехама, и ее место в Израиле. Даже если этого никто не понимает.
Сданы последние экзамены, сожжены в «ритуальном» костре ненужные конспекты, опустела ульпана. Наалешки уезжают потихоньку, а Эстер ждет последнего дня – тогда родители Ширэль обещали подбросить ее в Иерусалим, к Прунерам. Девушка смотрела на медленно ползущую стрелку часов, отмеряющую время до отлета Олега. Они поссорились пару дней назад, и она не поехала в аэропорт. Нета обозвала ее упрямой и вздорной, Мелена, как ни странно, поддержала ее – нечего бегать за парнями и автобусами, всегда следующий будет. Нета, пожав, плечами, ушла звонить Элихаю. Она уж точно не разделяла цинизма соседки по комнате, для нее любые отношения автоматически переводились в разряд серьезных.
Эстер вдруг вспомнила, как в детстве ездила с мамой на море. Она плескалась весь день, а к вечеру вдруг с моря пришел густой туман, и она заблудилась в полузнакомом месте. Шла и плакала, пока соседка не отвела ее к маме. За окном светило яркое солнце, но Эстер видела тот туман, из детства, в котором нет троп и не видно света. Скорей бы за ней приехали! Она немного завидовала приемным сестрам – они знали, чего ждать от жизни. Ее же дорога в тумане...
Мирьям была как всегда в хорошем настроении. Ее девочки отлично сдали литературу, неплохо историю и уж совсем хорошо сочинение. Она преподавала в иерусалимской школе, делала это самозабвенно, как и все остальное в жизни. Эстер жалела порой, что никто из ее старших детей не унаследовал этого огня.
Ренана писала какую-то работу, Шира уехала вожатой в лагерь, Шимон вынырнул из Талмуда только для того, чтоб обронить «привет!», Талья и Натанэль были в летней школе. Эстер вдруг почувствовала себя потерянной в мире, где ей места не было, потому что и цели ведь у нее не было.
Хорошо, что второй автобус объзжает почти весь Иерусалим, прежде чем приехать к Котелю. Она видела матерей с колясками, мужчин с длинными седыми пейсами, бегающих детей. Стайки девочек ее возраста, в джинсах и с плеерами, громко смеющихся над собствеными шутками... Пожилую женщину в платке, тяжело бредущую с пакетами, с рынка, наверно... Парнишку на велосипеде, что уронил кипу и очень испугался.... Нищих, вяло тянущих обычные просьбы... Мальчика, клянчущего конфету у мамы... Людей, улыбки, слезы, маски равнодушия, изнанку и душу золотокаменного города.
тут последнее
Эстер и Нета поблагодарили «приемного отца» и вернулись в комнату. Такой поворот в жизни надо было осознать.
Девочки договорились не рассказывать никому, кроме своего Наале, о смене имени до этого шаббата. И поэтому они первые заняли телефон на исходе субботы, чтоб обзвонить знакомых, и, конечно, сообщить парням. Элихай обрадовался, но как-то вяло, Нета даже слегка обиделась. А вот реакция Олега удивила и насторожила Эстер.
- Ты что? Разве можно менять имя, котрое тебе дали родители? Ты вообще думала, что скажешь маме? И зачем оно тебе было нужно?
Настя так растерялась, что даже не нашла ответа. А ведь ответ был...
Если б Олег выслушал ее, он узнал бы, как устала она от имени – как от изношенного платья, что кажется чужим, и как ей хочется начать новую жизнь, чтоб от старой осталось только хорошее, а не запятнанное детством имя. Но Олег, наверно, не понял бы... Как не понял и того, что Настя решила остаться на лето в Израиле. Мать не брала трубку, когда старшая дочь звонила, и не ответила уже на два письма. Настя не вернется, есть Эстер Нехама, и ее место в Израиле. Даже если этого никто не понимает.
Сданы последние экзамены, сожжены в «ритуальном» костре ненужные конспекты, опустела ульпана. Наалешки уезжают потихоньку, а Эстер ждет последнего дня – тогда родители Ширэль обещали подбросить ее в Иерусалим, к Прунерам. Девушка смотрела на медленно ползущую стрелку часов, отмеряющую время до отлета Олега. Они поссорились пару дней назад, и она не поехала в аэропорт. Нета обозвала ее упрямой и вздорной, Мелена, как ни странно, поддержала ее – нечего бегать за парнями и автобусами, всегда следующий будет. Нета, пожав, плечами, ушла звонить Элихаю. Она уж точно не разделяла цинизма соседки по комнате, для нее любые отношения автоматически переводились в разряд серьезных.
Эстер вдруг вспомнила, как в детстве ездила с мамой на море. Она плескалась весь день, а к вечеру вдруг с моря пришел густой туман, и она заблудилась в полузнакомом месте. Шла и плакала, пока соседка не отвела ее к маме. За окном светило яркое солнце, но Эстер видела тот туман, из детства, в котором нет троп и не видно света. Скорей бы за ней приехали! Она немного завидовала приемным сестрам – они знали, чего ждать от жизни. Ее же дорога в тумане...
Мирьям была как всегда в хорошем настроении. Ее девочки отлично сдали литературу, неплохо историю и уж совсем хорошо сочинение. Она преподавала в иерусалимской школе, делала это самозабвенно, как и все остальное в жизни. Эстер жалела порой, что никто из ее старших детей не унаследовал этого огня.
Ренана писала какую-то работу, Шира уехала вожатой в лагерь, Шимон вынырнул из Талмуда только для того, чтоб обронить «привет!», Талья и Натанэль были в летней школе. Эстер вдруг почувствовала себя потерянной в мире, где ей места не было, потому что и цели ведь у нее не было.
Хорошо, что второй автобус объзжает почти весь Иерусалим, прежде чем приехать к Котелю. Она видела матерей с колясками, мужчин с длинными седыми пейсами, бегающих детей. Стайки девочек ее возраста, в джинсах и с плеерами, громко смеющихся над собствеными шутками... Пожилую женщину в платке, тяжело бредущую с пакетами, с рынка, наверно... Парнишку на велосипеде, что уронил кипу и очень испугался.... Нищих, вяло тянущих обычные просьбы... Мальчика, клянчущего конфету у мамы... Людей, улыбки, слезы, маски равнодушия, изнанку и душу золотокаменного города.
Поехали:
Уже хорошо, что новая часть вышла, это раз. (У нас, как ты заметила, застой, поэтому рады что хоть кто-то продолжает строчить… из пулемета) Впечатление после прочтения – самое благое (как мат) – почему так мало? Почему так скомканно и не развернуто о событиях, которые действительно волнуют нас читателей, и так пространно про «душу золотокаменного (вейз мир!) города»? Об ответе мы догадываемся, но спросить-то надо…
Как всегда парочку «неубоюсек»:
«Элихай обрадовался, но как-то вяло, Нета даже слегка обиделась» - паренька можно понять! Ему наверное каждый день звонят влюбившиеся в него нимфетки и каждая изобретает что-то новое: то беременна от учителя, то имя сменила – Хай, Элихай, теперь я Нета.
«Ты вообще думала, что скажешь маме?» - резонный вопрос, а она вообще действительно думала? А думает ли кто-нибудь вообще о родителях в Наале? (это уже Жена добавила)
«Если б Олег выслушал ее, он узнал бы, как устала она от имени – как от изношенного платья, что кажется чужим, и как ей хочется начать новую жизнь, чтоб от старой осталось только хорошее, а не запятнанное детством имя.» - Эта фраза просто хит! Муж: я конечно платья не ношу, но вот свитер или джинсы, которые долго со мной по жизни мне никогда чужими не кажутся (может я чего в шмотках не понимаю? Или в именах…) Жена: Странновато, имя которым её назвали один раз в шабат ей уже роднее имени с которым она прожила всё своё «изгаженное»-«запятнанное» детство… Муж: А можно по-подробнее, чем это она это детство запятнала? Долой картонных героев!!! Чем запятнано детство? Как детство может запятнать имя? Я не имею ввиду укакаться на физ-ре прыгая через коня.
«Мать не брала трубку, когда старшая дочь звонила, и не ответила уже на два письма» - Этери, имей совесть! Ну, нельзя так вот с ходу кидать такое в свое произведение – что хочу, то и ворочу – мать изверг откуда ни возьмись!
«Эстер жалела порой, что никто из ее старших детей не унаследовал этого огня.» - Не хотелось комментировать (может это все-так слишком личные переживания), но мы о другом: опять! Детки вроде из следующего абзаца классные: огонь ни огонь, а заняты делом, интересуются… а ты нам просто так кидаешь «нет огня» - опять лепишь картон.
Ну, а закончить надо как всегда ложкой меда, а то твои почитательницы нас опять сожрут: Классный отрывок! Живой, изобретательный, яркий! Наконец-то машина-Настя завелась и покатилась… с горки.
ОТ:А в каком они классе?
MiriamMihall закончили йуд-алеф
Ozen да?