Cамое страшное не то, что мы теперь взрослые, а то, что теперь взрослые – это мы.
Долго, очень долго привыкал Миар к новому существованию. До года его дочь, хилое и голосистое создание, не имела имени. Сам отец не задумывался над этим вопросом, и не было бы никого, кто ему бы имя подсказал. Он заботился о дочери, с трудом выходил ее, но как-то не хотелось ее называть. Быть может, он боялся связать ее с жизнью, а потом ему было бы слишком тяжело отдать ее холодной земле. Лишь когда девочка пошла, Миар назвал ее Энтаной, необыкновенной.
Шли годы, маг привык к одиночеству и не тяготился им. Девочка его разочаровала – в ней не было практически никаких магических способностей. Энка росла нелюдимой, отвергнутой и обществом, и, в каком-то смысле своим отцом. Она подозревала, что, если б ее брат выжил, а она умерла, отец был бы куда счастливее. Энтана даже не знала, как далека от истины ее наивная вера.
Прожив на земле семнадцать весен, дочь мага привыкла верить отцу, полагаться на него, и пол ушел у нее из-под ног, когда она услышала из уст отца «беда».
- Папа...
- С Шинамом беда. Его Колдунья потребовала, как выкуп.
Деревянный пол покачнулся, дернулся Энке навстречу, но сильные руки удержали ее. Она поймала взгляд отца, но в его глазах ничего не было, кроме бесконечной тоски. И тоска эта, копящаяся годами, боль от непрощенных самому себе поступков, потери и встречи, выплеснулись в его потемневшие глаза. Энтана молчала - настоящая боль безмолвна. И думала, думала...
Был базарный день, и мухи тучами кружились над деревней. Коровы лениво отмахивались, торговки нахваливали свой товар, попутно отгоняя мух, безошибочно находящих гниль. Рыжая босая девочка лет пяти крутилась по базару, не выпрашивая спелый имбирь или кусок арабской питы. Она была сыта, и чисто, хоть и бедно одета. Ей просто было до ужаса интересно все происходящее. Она ни с кем не заговаривала, да и местные дети, похоже, свыклись с девочкой и не задирали ее. Но торговки брали с собой своих детей, и те, оглушенные шумом, измучанные жарой и тряской в телегах, стали выискивать себе занятие. Уже не узнать, кто первый спросил у местных о босой девочке. И кто с прнебрежением бросил:
- Колдуна дочка!
Приезжим этого хватило.
- Ведьма! – разнесся над площадью первый крик. Остальные с радостью его подхватили:
- Рыжая! Заколдуй меня!
В девочку полетел гнилой помидор и огрызок яблока. Площадь снисходительно взирала – не каждый день такое увидишь. Девочка не пыталась уворачиваться, и с гордо поднятой головой стала пробираться сквозь ряды. Дети лучшие психологи – они видели по напряженным плечам Рыжей, что ее спокойствие наиграно. И стоит чуть копнуть, польются слезы.
Конечно, взрослые бы не стали вмешиваться. Но один из местных мальчишек, вдвое старше девочки, перехватил руку с гнилым помидором и спокойно сказал:
- Если кто-то посмеет ее тронуть, я откручу ему голову.
Площадь притихла. Мальчик поспешил забросить свой помидор в кусты. Они не знали, кто друзья этого неожиданного защитника ведьмы, но в любом случае, он был дома. Приезжие ребята не спешили нарываться на драку – они были в явном меньшенстве.
Защитник постоял с минуту посреди базара, и так же невозмутимо пошел за босоногой девочкой. Через мгновение снова послышались выкрики торговок.
Мальчик догнал рыжую только у реки. Она неожиданно резко выкрикнула:
- кто тебя просил? Без тебя бы справилась!
Но в ее голосе слишком явно слышались слезы. Мальчик неумело пригладил ей рыжие космы, одернул платьице с заботливостью старшего брата.
- Меня Шинам зовут. И я ненавижу, - при этих словах его зеленоватые глаза потемнели, - тех, кто обижает младших.
Девочка всхлипнула, и, как взрослая, протянула ему руку:
- Энтана. Я дочка Миара Седого.
- Я знаю, - ответил он.
Шли годы, маг привык к одиночеству и не тяготился им. Девочка его разочаровала – в ней не было практически никаких магических способностей. Энка росла нелюдимой, отвергнутой и обществом, и, в каком-то смысле своим отцом. Она подозревала, что, если б ее брат выжил, а она умерла, отец был бы куда счастливее. Энтана даже не знала, как далека от истины ее наивная вера.
Прожив на земле семнадцать весен, дочь мага привыкла верить отцу, полагаться на него, и пол ушел у нее из-под ног, когда она услышала из уст отца «беда».
- Папа...
- С Шинамом беда. Его Колдунья потребовала, как выкуп.
Деревянный пол покачнулся, дернулся Энке навстречу, но сильные руки удержали ее. Она поймала взгляд отца, но в его глазах ничего не было, кроме бесконечной тоски. И тоска эта, копящаяся годами, боль от непрощенных самому себе поступков, потери и встречи, выплеснулись в его потемневшие глаза. Энтана молчала - настоящая боль безмолвна. И думала, думала...
Был базарный день, и мухи тучами кружились над деревней. Коровы лениво отмахивались, торговки нахваливали свой товар, попутно отгоняя мух, безошибочно находящих гниль. Рыжая босая девочка лет пяти крутилась по базару, не выпрашивая спелый имбирь или кусок арабской питы. Она была сыта, и чисто, хоть и бедно одета. Ей просто было до ужаса интересно все происходящее. Она ни с кем не заговаривала, да и местные дети, похоже, свыклись с девочкой и не задирали ее. Но торговки брали с собой своих детей, и те, оглушенные шумом, измучанные жарой и тряской в телегах, стали выискивать себе занятие. Уже не узнать, кто первый спросил у местных о босой девочке. И кто с прнебрежением бросил:
- Колдуна дочка!
Приезжим этого хватило.
- Ведьма! – разнесся над площадью первый крик. Остальные с радостью его подхватили:
- Рыжая! Заколдуй меня!
В девочку полетел гнилой помидор и огрызок яблока. Площадь снисходительно взирала – не каждый день такое увидишь. Девочка не пыталась уворачиваться, и с гордо поднятой головой стала пробираться сквозь ряды. Дети лучшие психологи – они видели по напряженным плечам Рыжей, что ее спокойствие наиграно. И стоит чуть копнуть, польются слезы.
Конечно, взрослые бы не стали вмешиваться. Но один из местных мальчишек, вдвое старше девочки, перехватил руку с гнилым помидором и спокойно сказал:
- Если кто-то посмеет ее тронуть, я откручу ему голову.
Площадь притихла. Мальчик поспешил забросить свой помидор в кусты. Они не знали, кто друзья этого неожиданного защитника ведьмы, но в любом случае, он был дома. Приезжие ребята не спешили нарываться на драку – они были в явном меньшенстве.
Защитник постоял с минуту посреди базара, и так же невозмутимо пошел за босоногой девочкой. Через мгновение снова послышались выкрики торговок.
Мальчик догнал рыжую только у реки. Она неожиданно резко выкрикнула:
- кто тебя просил? Без тебя бы справилась!
Но в ее голосе слишком явно слышались слезы. Мальчик неумело пригладил ей рыжие космы, одернул платьице с заботливостью старшего брата.
- Меня Шинам зовут. И я ненавижу, - при этих словах его зеленоватые глаза потемнели, - тех, кто обижает младших.
Девочка всхлипнула, и, как взрослая, протянула ему руку:
- Энтана. Я дочка Миара Седого.
- Я знаю, - ответил он.