Клинические описания Аспергера

[letters-to-etery]

Кристофер Гиллберг «Описания случаев синдрома Аспергера. Часть первая»
Christopher Gillberg “A Guide to Asperger Syndrome”

Мальчик, 6 лет

Мать Адриана обратилась за помощью в детское и подростковое психиатрическое амбулаторное отделение, потому что ей казалось, что она никак не может привлечь его внимание. Создавалось впечатление, что он погружен в свой собственный мир и не терпит никаких помех, если он увлечен своим любимым занятием. Все остальное время мальчик просто носился по квартире как угорелый, и ничто не могло его успокоить. В такие периоды было практически невозможно усадить его на место хотя бы на несколько секунд. Мать Адриана прочитала о так называемом синдроме дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) в популярном журнале, и ей показалось, что у Адриана такие же симптомы, что и описанные в статье.

Еще когда они с Адрианом ждали своей очереди к врачу, психиатр заметила, что мальчик не оторвал взгляда от своего журнала комиксов, хотя медсестра громко произнесла его имя, и пригласила его с мамой пройти в соседнюю комнату. В кабинете врача Адриан сел, но не проявлял никакого интереса ни к врачу, ни к своей матери и продолжал увлеченно читать журнал, скрестив ноги на стуле. Хотя психиатр обсуждал раннее развитие Адриана с его матерью, мальчик не подавал никаких признаков того, что он слушает их беседу, однако когда мать сказала, что у него способности к числам, он внезапно перебил ее, закричав: «Хорошо, хорошо!» Врач удивленно повернулась к мальчику, но тот уже снова погрузился в чтение журнала. Спустя некоторое время он прервал чтение, бормоча себе под нос: «Так она думает, что у тебя способности к числам, когда на самом деле ты хорошо считаешь, хорошо, хорошо, некоторые вещи не перестают меня удивлять, но, полагаю, этого следовало ожидать!»

Внезапно Адриан вскочил со стула и начал ходить взад и вперед по комнате без всякой видимой цели. Он подошел к столу врача, прикоснулся пальцем к рисунку на его поверхности, а потом вдруг отдернул руку, как будто обжегся, посмотрел на палец и понюхал его. «Хорошо, хорошо, давно минули времена, когда эта комната имела честь пообщаться с уборщицей. Пепел к пеплу и прах к праху, если угодно, хорошо, хорошо. Местечко явно не на продажу, а на уборку. С таким же успехом можно сказать, что пыль похожа на быль. Все быльем порастет, прежде чем эта пыль прекратит существование».

Детский психиатр подумала над этим и сказала: «Да, полагаю, что ты прав. Эту комнату давно не убирали как следует». Адриан уставился ей прямо в глаза с явным неодобрением, наклонился вперед и упер руки в боки. «Что значит «прав»? Я полагал, что как у семилетнего, у меня не так уж много прав, не так ли?» После этого он прикоснулся пальцем к носу врача, провел по нему, а затем снова пристально осмотрел его. «Некоторое время назад, ага, некоторое время назад, верно, но не вчера, и не два и не три дня назад, но хорошая уборка была. Я вам предлагаю заняться уборкой прямо сейчас».

Произнеся эти слова нараспев, практически как маленькая Джули Эндрюс в «Звуках музыки», он начал вальсировать по комнате, ненадолго остановился, чтобы выполнить пируэт на полу, а потом снова уселся на свой стул. Буквально через секунду он снова полностью погрузился в свой журнал. Несколько минут спустя, хотя врач с его матерью продолжали разговор, Адриан резко встал и вышел из комнаты, не сказав ни слова. Он запнулся за порог, но удержался от падения. Психиатр спросила мать, не лучше ли пойти и вернуть его, но та ответила, что он, вероятно, просто пошел в туалет или чтобы взять еще один журнал в холле.

Адриан никогда не проявлял никакого интереса к своим ровесникам, если у них не было целых стопок журналов дома, и только если это были те немногие журналы, которые он читал. Он мог пойти к незнакомому мальчику домой, зайти в его комнату, собрать все журналы, которые он только смог найти и незаметно скрыться с ними. Он также «прихватывал с собой» (по его собственным словам) журналы, когда был в гостях у друзей родителей, в магазине и из мусорных урн. Журналы заполняли всю его комнату за исключением кровати, стопки журналов почти достигали потолка. Время от времени Адриан «развлекался» построением «кирпичной стены» из журналов. Он устраивал дикую истерику, если кто-либо входил в комнату во время этого занятия.

Мать Адриана сообщила детскому психиатру, что он не мог ходить без поддержки до 20 месяцев, но он знал марки машин и прекрасно произносил слова еще до года. Тем не менее, в возрасте 14-16 месяцев он внезапно стал практически немым и молчал почти до 3 лет. Родители обращались за помощью к врачу, который исключил нарушения слуха. После этого мальчика направили к логопеду, Адриану тогда было около 3 лет, и он внезапно снова начал говорить. В течение нескольких месяцев его устная речь развивалась просто невероятными темпами, и к четвертому дню рождения (который частично был записан на видеопленку) он говорил «почти как взрослый, по крайней мере, производил такое впечатление».

Адриан часто повторял слова, которые ему только что сказали, либо он повторял то, что только что услышал от посторонних людей. Однако в течение последних шести месяцев эта тенденция стала менее заметной, но он начал повторять одни и те же фразы снова, снова и снова.

Мать и отец Адриана считали его очень умным, по крайней мере, в некоторых областях. Например, он был очень внимателен к деталями и, казалось, обладал исключительно хорошей памятью. Во многих отношениях его язык был очень развит, но матери часто казалось, что на самом деле он не понимает сути того, что говорят другие люди.

Тем не менее, его мать в первую очередь беспокоила неспособность сына сосредоточиться на том, что интересовало его раньше. В ответ на прямой вопрос психиатра мать призналась, что ее также беспокоит равнодушие Адриана к сверстникам. За несколько недель до визита к врачу она спросила мальчика, не грустно ли ему оттого, что у него нет друзей. Он ответил лишь: «Нет, а тебе?», после чего снова уткнулся в свой журнал.

У Адриана был брат, который был младше его на два года. Он начал говорить очень рано, и во многих отношениях он был гораздо более зрелым, чем Адриан. Мать не могла припомнить никого в своей семье или в семье мужа, кто напоминал бы ей Адриана, по крайней мере, не по поведению. Внешне он очень походил на своего отца, если бы не косоглазие – педиатр и офтальмолог мальчика некоторое время дискутировали о том, следует ли делать ему операцию на глазах. Адриан был очень худым, и при дальнейшей беседе выяснилось, что он крайне придирчив в еде, и не ест почти ничего кроме рисовых хлопьев с молоком и сахаром. Размер его головы был относительно большим, но по словам матери, эту черту он унаследовал от отца.

Комментарии

Адриан демонстрирует классические симптомы синдрома Аспергера: отсутствие интереса к другим детям и настоящего желания проводить время с другими детьми; специальные узкие интересы (коллекционирование журналов); рутина и ритуалы (например, в отношении строительства «кирпичной стены»); особенности речи и языка (задержка и атипичное развитие экспрессивной речи, чрезмерно правильный, чрезмерно взрослый язык, прагматические трудности с пониманием смысла и целей сказанного другими людьми); проблемы с невербальной коммуникацией (например, когда он рассматривал нос врача и упирал руки в боки); моторная неуклюжесть (он споткнулся, когда выходил из кабинета врача).

Вполне возможно, что у Адриана также был СДВГ. Подобного рода «коморбидность» очень часто встречается при синдроме Аспергера.

В подобных случаях очень важно поставить верный диагноз, чтобы родители и учителя (и сам Адриан) смогли получить наилучшую информацию и овладеть знаниями о данном типе и степени функциональных нарушений.


Девочка, 10 лет

Бренда перестала говорить, когда она перешла из третьего в четвертый класс школы. Она все еще шептала своей матери, но только вечером и только перед тем, как ложиться спать. Оба родителя, учителя по профессии, очень интересовались волшебными сказками. Они считали, что Бренда имеет полное право протестовать таким образом против «невыносимо жесткой атмосферы» в своем новом классе. Они говорили девочке, что когда вокруг столько семей капиталистов, нет ничего удивительного, если Бренда решила вообще молчать.

«Что может быть эффективнее в борьбе с этими стервятниками?» - спросил отец девочки во время их первого визита в нейропсихиатрическую клинику. Он очень снисходительно улыбался врачу-ординатору и сказал, что видит во всей этой ситуации символизм «Белоснежки». Он начал настаивать, чтобы с Брендой немедленно провели «психоанализ», и предположил, что в этой клинике нет ни одного специалиста, у которого есть такой же опыт «в оценке детей», как и у него.

Отец девочки два года работал учителем старших классов школы, но по большей части он был безработным или учился в университете (около девяти лет в целом, в основном он изучал астрономию и философию, но так и не получил никакого формального диплома). Оставляя свою дочь с нейропсихологом, он сказал: «Теперь мы, наконец, все узнаем, станет ли лягушка принцем или принц в зернышке пшеницы».

Психиатр так и не смог получить внятного описания раннего развития Бренды во время первого визита. Ему показалось, что с матерью контакт установить проще, чем с отцом, у которого наготове было множество альтернативных интерпретаций поведения девочки. Более того, врач испытал определенное облегчение, когда отец не пришел на вторую консультацию. Несколько дней спустя мать пришла к нему одна, и рассказанная ею история убедила психиатра, что у Бренды расстройство спектра аутизма.

Бренда никогда не реагировала, когда ее родители или другие люди пытались привлечь ее внимание. Мать заметила это, когда девочке еще не было двух лет, вероятно, где-то после года. Она начала ходить с задержкой, но заговорила относительно рано, хотя мать чувствовала, что девочке трудно дается любое общение с другим человеком – казалось, что Бренда не слышит, что ей говорят. Она говорила про свои куклы (Барби и Кена), но пропускала мимо ушей прямые указания и просьбы, иногда она даже казалась глухой.

Когда Бренде было 6 лет, родители заметили, что она коллекционирует банки из-под мармелада. Совершенно случайно они наткнулись на 30 банок, которые она выстроила в один ряд у мусорной урны рядом с гаражом. Ее отец решил, что это признак «потрясающего чувства внешнего пространства» у Бренды и выражение ее желания отправиться в новые галактики. Ее мать, с другой стороны, ощутила беспокойство, «как будто посреди вселенной появилась черная дыра», но она никому не сообщила о своих страхах, хотя она даже звонила на телефон доверия для женщин в состоянии паники. На телефоне доверия к ней отнеслись очень дружелюбно и спросили, страдает ли она от избиений или сексуального насилия со стороны мужа или начальника. Когда она рассказала про Бренду, консультант спросила, думала ли она об обращении к детскому психиатру.

У Бренды постоянно возникали разные идеи. Она хотела, чтобы ее мать ходила мимо ее комнаты только на цыпочках, иначе ее «побеспокоят». Ее отец услышал, как она это говорит, и решил, что матери вообще не стоит ходить в комнату Бренды, а то девочка будет «обеспокоенной всю жизнь».

Сам отец в течение двух лет проходил некую «духовную психотерапию», четыре года назад он более года провел в лагере одной печально известной секты из Небраски. Он верил, что может непосредственно заглянуть в душу Бренды, и ее душа была кристально чиста и «вознесена». Ему бы хотелось, чтобы она вообще не общалась с другими людьми в дошкольном возрасте.

Бренда требовала, чтобы мать клала два кусочка сахара в абсолютно любое блюдо, которое она подает к столу. В школе она сильно раздражалась, если на учителе были очки, потому что она ненавидела «любое разбитое стекло».
Мать сказала врачу, что Бренда начала довольно внятно говорить где-то в возрасте пяти лет. Сначала она только задавала вопросы про чужие имена и адреса, но вскоре она заинтересовалась политической партией, за которую они голосовали, и распределением голосов в ее пользу в том или ином районе.

В наибольшей степени мать озадачивала способность Бренды «никогда не демонстрировать своих чувств». Она никогда не улыбалась, никогда не плакала и не выглядела удивленной. Отец гордился этой особенностью Бренды, и считал, что однажды она станет чемпионом по игре в покер. Еще больше мать беспокоила странная манера Бренды смотреть на других людей. Девочка могла пристально глазеть на другого человека, как будто она очень на него злилась и хотела выразить свое презрение, а потом внезапно она отворачивалось и, казалось, забывала о его существовании.

У Бренды были проблемы с тем, чтобы налить молоко из бутылки. Она настаивала на том, чтобы всегда делать это самой, в результате чего неизменно заливала весь стол, пол или собственную одежду. Она также одевалась только сама, после чего выходила из комнаты с коричневым ботинком на одной ноге и голубой сандалией на другой.

Мать прочитала информацию об аутизме, и ей показалось, что она узнала некоторые «симптомы» девочки. С другой стороны, отец считал Бренду очень умной, он узнавал себя в ней и считал, что мать беспокоится без всякого повода. По его детским воспоминаниям, его собственная мать очень напоминала Бренду, и ему казалось, что Бренда окажется каким-то мистическим чудом.

Бренда была единственным ребенком, и у обоих родителей не было опыта с другими маленькими детьми. Когда ее мать беспокоилась и говорила о своем страхе, что Бренда «сумасшедшая», отец отвечал, что «оригинальность – это сила, сила – это власть, а власть – это оригинальность». Поначалу мать соглашалась с ним и не обращалась за психиатрической помощью, когда Бренда была дошкольницей, хотя сотрудники детского сада несколько раз советовали им это сделать.

Комментарии

У Бренды был синдром Аспергера. Вполне возможно, что у ее отца тот же диагноз, однако он усвоил множество фраз и интерпретаций, которые мешали ему заметить, что у него такие же проблемы, что и у дочери. У него были серьезные проблемы с взаимным общением с другими людьми, у него была фиксация на астрономии, он обожал неологизмы, словесные игры и рифмы. Мать, по всей видимости, всегда функционировала совершенно нормально, но несколько лет в обществе отца Бренды притупили ее реакции в отношении вещей, который раньше показались бы ей «ненормальными». Инстинктивно она всегда чувствовала, что Бренда отличается от других детей, но ее муж убедил ее, что это не так.

Мальчик, 12 лет

Главным интересом в жизни Джейсона были клей и мастика. Он обладал исчерпывающей информацией о брендах, времени высыхания, качествах и преимуществах самых разных разновидностей клея и мастики. Его родители и его учительница неоднократно боялись, что мальчик начнет регулярно нюхать клей, но Джейсон, который прочитал про нюханье клея все, что только можно, никогда не упускал возможности прочитать другим людям лекцию о том, что «клей хорошо использовать по назначению, но никак не для других целей».

Учительница Джейсона проявляла завидную выдержку, отвечая на его бесконечные вопросы и не проявляя раздражения, но это становилось все труднее и труднее. Джейсон никогда не переставал задавать вопросы в классе, кроме того, он начал ругать свою учительницу, если она отвечала слишком медленно или не могла ответить.

В третьем классе у Джейсона была «своя свита друзей», как выразилась учительница на родительском собрании, которое она созвала из-за странного поведения Джейсона. Тем не менее, впоследствии он начал держаться в стороне во время перемен, и никто не хотел играть с ним, потому что его считали «странным».

В четвертом классе Джейсон устроил безобразную истерику на уроке, и никто так и не понял, что послужило ее причиной. Он так сильно укусил другого ребенка за ухо, что его пришлось отвезти в детскую больницу и наложить швы. Школьная медсестра позвонила матери Джейсона, которая в ответ разрыдалась.

Школьная медсестра считала мать Джейсона слишком тревожной, так как мать все время спрашивала, все ли в порядке с мальчиком еще с первого класса. Однако школьный врач, который обследовал его, не выявил никаких проблем. В его медицинской карте было записано, что он страдает от «расстройства, напоминающего СДВГ», там же упоминалась моторная неуклюжесть, хотя она не была настолько тяжелой, чтобы потребовать физиотерапии.

По словам матери, Джейсон начал говорить и ходить гораздо позднее своих братьев и сестер. Учительница в его первом классе считала его очаровательным, и все спокойно воспринимали ситуацию. Хотя Джейсон явно был необычным мальчиком, он никак не был «ненормальным».

В течение всех младших классов Джейсон категорически отказывался менять парту. Учительнице всегда удавалось пересадить других детей за другие парты, но на Джейсона ничего не действовало. Он утверждал, что с его парты открывается особый вид, и что он не может пересесть, потому что иначе он будет смотреть под другим углом, и ему будет плохо видно учительницу. Учительнице это показалось трогательным, и она не стала настаивать, хотя по правилам школы дети не должны принимать такие решения без уважительной причины.

Джейсон говорил так быстро, что очень часто было невозможно понять, что он говорит. Учительнице приходилось очень часто просить его повторить ответ, и он повторял не меняя скорость речи, сами слова и тон. Ему хорошо давались география и история, он знал названия всех крупных городов мира и все «важные» даты после 1066 года.

Особенностью его механического запоминания исторических событий было то, что он мог назвать сначала дату, а потом само событие, но был не в состоянии сделать это в обратном порядке. Таким образом, он не мог ответить на вопрос, когда состоялась битва при Гастингсе. Однако он знал, что 1066 – это год битвы при Гастингсе. В математике он был совершенно безнадежен, он очень злился на каждом уроке и начинал швырять свои учебники на пол, вскакивал с места и начинал прыгать вверх и вниз, одновременно хмурясь и издавая рычащие звуки.

Мать и учительница сошлись на том, что Джейсона «нужно отправить куда-нибудь за помощью». Единственная проблема была в том, что они не верили, что ему смогут оказать «подходящую помощь». Наконец, они снова обратились к школьной медсестре, которая предложила направить его в детский реабилитационный центр.

Комментарии

Оказалось, что Джейсон страдает от синдрома Аспергера. У него также были признаки нарушений внимания и моторных навыков (диспраксии). Врач детского реабилитационного центра направил его в детское нейропсихиатрическое отделение, где он прошел психологическое и физическое обследования, включая проверки зрения и слуха. Кроме того, было проведено клиническое интервью с его матерью, сделано ЭЭГ, хромосомный и ДНК-анализ. IQ Джейсона по результатам теста составил 122, но невербальный IQ составлял только 88. ЭЭГ показала повышенную частоту медленной активности, что часто характерно для синдрома Аспергера, но никакой эпилептогенной активности. Хромосомный анализ и тест ДНК показали нормальные результаты.

Как мать, так и сам Джейсон с облегчением встретили окончательный диагноз. Теперь у них было объяснение поведения Джейсона. Он вернулся в школу, где его перевели в класс из 12 учеников, у всех них был синдром Аспергера, нарушения внимания или дислексия. Он начал чувствовать себя в классе как дома, и в средних классах школы продолжил обучение в том же классе.

Мужчина, 20 лет

Уже дважды Юджина обнаруживали на самом высоком мосте города, где он смотрел вниз на море, и позднее он говорил, что хотел бы узнать, каково это спрыгнуть вниз. Его родители начали сильно беспокоиться. Его матери недавно исполнилось 60 лет, а его отцу было 68 лет, и у него было слабое сердце: за последний год он перенес два инфаркта.

Отец Юджина был убежден в своем королевском происхождении. Он считал себя родней принца Юджина – шведского принца девятнадцатого века, которого он считал лучшим шведским художником за последние 200 лет.

Юджин был третьим ребенком в семье, также как и его брата и сестру, его назвали в честь королевской особы. Старший сын, Оскар, которому было 34 года, жил в одной квартире с тремя другими мужчинами и нуждался в постоянном уходе – у него был диагностирован аутизм.

Сестра Юджина, Виктория, которой было 32 года, читала лекции в технологическом институте. Юджин всегда был образцовым ребенком. Его походы на мост оказались шоком для родителей, которые были убеждены, что Юджина ждет успешная жизнь, если он сможет развить свой художественный талант. Его мать немедленно назначила встречу с частным психиатром, и Юджин нехотя согласился на нее.

Однако психиатру так и не удалось разговорить Юджина. Он отвечал «да» или «нет» на все вопросы или предоставлял исключительно нейтральную информацию в ответ на прямую просьбу. Психиатр спросил, будет ли Юджин против, если врач обратиться к его матери за дополнительной информацией. Юджин не возражал, при условии, что они будут говорить только о нем. В конце концов, отметил Юджин, причиной этой встречи было беспокойство о его здоровье, а не о ком-то еще.

Мать Юджина пришла к психиатру неделю спустя. По ее словам последние несколько дней с Юджином все было в порядке. По ее словам, успеваемость Юджина в школе всегда была очень высокой за исключением ситуаций, когда нужно было участвовать в групповых занятиях, и когда его учитель шведского языка требовал, чтобы каждый ученик написал сочинение на свободную тему. В подобных ситуациях Юджин мог неделями не вставать с кровати, отказываясь что-то делать по этому поводу. Однажды его неожиданно освободили от такого задания. Через пятнадцать минут после того, как он узнал новость, он встал, принял душ и был в прекрасном настроении. Юджин также добился постоянного освобождения от уроков физкультуры.

Его мать, учительница английского языка и истории шведской литературы, всегда считала Юджина «одиночкой». Какое-то время у него был друг, с которым он играл в шахматы, но других контактов с ним не поддерживал. Казалось, что его совершенно не беспокоит отсутствие близких друзей. Тем не менее, его очень ценили учителя и пожилые люди, и никто из его ближайшего окружения не считал его «ненормальным». Хотя одноклассники временами дразнили его и называли «психом», он не обращал на это внимания и до серьезной травли дело не доходило.

Его мать также сообщила, что Юджин был рабом привычки. Даже малейшие изменения в привычном распорядке дня вызывали у него сильное раздражение, после чего он мог переживать весь день. Например, он хотел всегда заходить в комнату первым и реагировал с возмущением (и недоумением) если кто-то другой, например, незнакомый человек, пытался «влезть впереди очереди». Каждый день, около пяти часов вечера, он садился в одно и то же кресло, чтобы расслабиться. Он всегда испытывал сильную тревожность в пять вечера, если его семья уезжала на отдых заграницу, и он не получал «отдыха в кресле», в котором, по его словам, он очень нуждался.

По зрелому размышлению его мать поняла, что у Юджина было очень много общего со старшим братом (у которого был аутизм), и оба брата часто вели себя очень похоже. Она отдельно подчеркивала, что Юджин и его брат никогда не жили вместе, так что это сходство должно объясняться генетически. Во время обсуждения этой темы с психиатром мать очень сильно расстроилась.

Когда Юджин вернулся неделю спустя, психиатр пересказал разговор с его матерью. Юджин все подтвердил. Он продолжал давать односложные ответы на все вопросы, и психиатр подумал, что Юджин может страдать от депрессии. Однако Юджин категорически это отрицал. Врач спросил, зачем Юджин стоял на мосту. «Даже если бы я собирался прыгнуть, возможно, чтобы убить себя, мы сейчас в середине решения загадки, кто же сможет быть в депрессии в такой момент?!» Это было самое длинное предложение Юджина за все время общения с психиатром, а врач смог заметить, что молодой человек говорит монотонным, тонким и резким голосом.

Когда Юджин вернулся домой, его мать спросила его, как прошла консультация. Юджин ответил: «Что конкретно тебя интересует?» Мать хотела, чтобы он пообещал больше не ходить на мост и не пытаться покончить с собой. Юджин ответил, что он может дать ей такое обещание, но это ведь не значит, что он сдержит его. Когда его мать сказала: «Я запрещаю тебе совершать попытки самоубийства». Юджин кивнул и ответил: «Я не буду совершать попыток самоубийства». В течение следующих двух лет он продолжал посещать психиатра и сдержал свое обещание.

Комментарии

Все указывает на то, что Юджин страдал от высокофункционирующего аутизма или синдрома Аспергера. Это особенно вероятно, если учесть, что у его брата был классический аутизм, и проблемы Юджина могли относиться к тому же спектру расстройств. Подобную наследственность очень часто можно наблюдать, когда один член семьи страдает от синдрома Аспергера (часто это мальчик или мужчина), а у другого члена семьи есть тяжелый, классический аутизм.

Психиатр явно не рассматривал возможность того, что это синдром Аспергера. Тем не менее, какое-то время спустя мать поговорила с молодой женщиной, живущей по соседству. От нее она получила брошюру о синдроме Аспергера, и поняла, что именно от этого расстройства страдает Юджин.