Творческий зуд

[letters-to-etery]

не обещаю, но попробую.
написать маленьку сказку по вашей картинке. Картинки вешать в комменты, и надеяться на вдохновение.

пытаюсь разбудить музу.

1. для {Сара Кру}

Два дня

Мама говорит, что нельзя проявлять непочтение к старшим. Поэтому на первые три дня рождественских каникул я еду к тете Мэйпл, которая мне не совсем тетя, а скорее какая-то двоюродная бабушка. Но мама говорит, что мы ее единственные родственники, и вообще она любит детей, так что... Так что мне приходится вместо того, чтоб играть с друзьями, тащиться на поезде в эту крошечную деревушку, где живут такие же, как тетя Мэйпл, одинокие старушки.
Тетя была вдовой, а ее единственный сын погиб задолго до того, как я родился. Конечно, мне порой становилось неуютно, когда я думал о ее огромном, холодном и старом доме, как она сидит у камина, вышивая моей сестричке Джейн очередную блузочку. Но все равно было невероятно тоскливо садиться в поезд, махать маме рукой и делать вид, что я счастлив.
- Джереми, иногда долг исполнять очень тяжело и неприятно, - говорила мама. - Но поверь мне, если ты его не выполнишь, тебе будет намного хуже.
И все равно я оттянул отъезд на два дня, преувеличивая небольшой кашель, что я подхватил в школе. Хорошо маме говорить о долге! Скукота... Даже на замечательных лошадях тети Мэйпл покататься не выйдет, в такую-то слякоть. Две ее лошади, Сапфир и Шелковый, бывшие призеры на скачках, были единственным, что мирило меня с необходимостью проведовать тетю. Кроме долга, о котором не забывала напомнить мама.
На станции меня, как обычно, встречала миссис Хейл, экономка, но сегодня она выглядела какой-то странной.
- Ох, мистер Джереми! Умерла ваша тетя! Сегодня ночью и умерла!
Я стоял посреди вокзала, опустив сумку на мокрую землю. Миссис Хейл всхлипывала, а у меня все вертелось в голова "два дня! это проклятые два дня!".
Я больше не должен был приезжать на каникулы, мерзнуть в большом доме, слушать рассказы тети о ее дорогом Ричарде.
Но я не выполнил свой долг. Мама права, никакая скука не могла быть хуже того, что я чувствовал сейчас, когда не успел проститься со старой, занудной, одинокой тетей.
Под вечер приехали папа и мама, помогать с похоронами. Никто не сказал мне ни слова про проклятые два дня. Когда тетин нотариус прочитал завещание, у меня запершило в горле.
"Сапфир и Шелковый завещаются моему дорогому Джереми, с благодарностью и любовью."
- Я не могу их принять! - с каким-то ужасом доказывал я вечером маме. - Не могу!
- Возьми, Джереми, - твердо сказала мама. - Мы найдем конюшню. Это тоже твой долг, как по отношению к ним, так и к памяти тети Мейпл.
Мне почему-то стало легче. Но до самой старости самыми страшными словами для меня были "два дня".

для L.E.A.

Отпустить

На Тарск привезли новости. И это было самым главным. Юркий и проворный сынишка старосты бросился бы вплавь к кораблю, но Мийна схватил его за рукав.
- Стой! Пришвартуются и сбросят сходни. И что тебе неймется?
Олка скис. Обиженно подергал плечом, но старший брат держал крепко. Что ему неймется? Он и сам не знает. Староста все чаще качал головой и спрашивал жену, точно ли ему повитуха не подменила ребенка. Шутя, конечно, спрашивал. Потому что таких, как Олка, на Тарске не было. Маленький остров, частью холмистый, частью пологий, плодородный и щедрый. Некуда торопиться, незачем убегать. Все тарчане были спокойными, веселыми людьми, не знающими голода и налетов. Много лет назад он заключили союз с одним из государств Большой Земли, и с тех пор корабли союзников приезжали за данью и торговлей. Но они же и защищали Тарск от нападений, и вот уже два поколения тарчан не умело толком пользоваться оружием. Старики ворчали, что в жизни все пригодиться, но молодежи что ржавеющие мечи, что старые луки были без надобности. Что не живо - умирает.
Пытливых, юрких, непослушных детей не рождалось на Тарске уже давно. Этим качествам не могло найтись места в размеренной жизни острова, и не зря староста все реже шутил по поводу младшего и все больше задумывался над его дальнейшей судьбой.

Сходни наконец поставили, и на берег вышло десять человек. Старый обычай - не выходят сразу все, кто есть на корабле, не ровен час, гости подумают, что с войной пришли.
Староста корабля звался Йора, он привычным уже движением растрепал светлую шевелюру Олки, и вложил в худенькую руку резной ножик с рукоятью из слоновой кости.
- О-о! - мальчик задохнулся от восторга, но Йора уже шел в общинный дом, договариваться с отцом и братом про торг.
Олка быстро взобрался на корабль, где прошелся по палубе, отмечая все, даже самые маленькие перемены. Матросы перекидывались обычными шутками, а Олка требовал новостей про князя, войну на севере, про большую охоту, и про новые корабли, что строили воеводы Большой Земли. Мальчик бы с уовльствием остался ночевать на корабле, но отец прислал за ним Мийну.
Всю дорогу Мийна сетовал на непутевого младшего брата.
- От меня в десять весен уже помощь была, а ты только и делаешь, что где-то шастаешь.
Олка шел, понурившись. Даже если Мийна прав, он все равно не знал, как перестать залезать во все норки на острове, любить оружие и мечтать о чем-то совсем другом.
По случаю приезда гостей отец, хоть и вышел из общинного дома, оставив там старосту корабля, не стал ругать младшего сына, а просто отослал его спать.
- Простите, Йора, я не хотел прерывать нашу беседу, но и оставлять без ответа поступок Олки не моу, - изивинился староста, возвращаясь в общинный дом.
Йора не ответил. Он задумчиво рассматривал перстень на руке, пытаясь поймать отблеск свечей гранями рубина.
- Скажите, Морна, - медленно подбирая слова, спросил гость. - Что вы думаете о будущем мальчика?
- Это мой самый большой страх, Йора. Вы попали в слабое место. Он совершенно не приспособлен к жизни! - с горечью сказал отец.
- К жизнь на Тарске, - веско поправил Йора.
Помолчав, он так же медленно спросил:
- А что если я заберу его с собой? Он выростет отличным воином и мореходцем.
Морна поднял на гостя тяжелый взгляд:
- Ты предлагаешь мне избавиться от сына?
Йора покачал головой:
- скажи, будь он неизлечимо болен, а я предложил бы тебе забрать его с собой, говоря, что за тридевядь земель есть для него лечение, ты бы отпустил его?
- Это другое...
- Вовсе нет. Твой сын болен, и болен смертельно. Он болен нетерпимостью к твоему образу жизни. Он умрет - просто потому, что остров не примет его, а он - острова.
Морна сидел, прикрыв ладонями глаза.
- Я не умею отпускать детей.
- О! это самое тяжелое в жизни!

Три дня спустя потерявший голову от внезапного счастья Олка затащил на корабль тощий узелок с личными вещами. Его отца не было на пристани, и мальчик, вдруг почувствовав, как вся радость из него ушла, уже хотел сбегать домой, чтобы попращаться, как тут появился Мийна, а за ним и отец.
Морна обнял сына:
- Я не знаю, что тебе нравится в море и корабле. Но это не значит, что я не могу пожелать тебе удачи!
Олка не знал, что ответить.
- Я буду приезжать! - пообещал он.
Йора осторожно взял своего нового юнгу за плечи.
- Пора!
Когда Тарск скрылся за горизонтом, Олка заплакал. На миг. Даже не любя дом, можно плакать, расставаясь с ним.