17.05.2008 в 10:19  eden написал(а):

17.05.2008 в 11:10 Armilla написал(а):

Флэшка!!!!
Спёрто у Шена
Предлагаю новую игрушку "Бальзаминов".
Каждому, кто оставит в этой записи комментарий, напишу, три вещи, которые я бы хотела подарить этому человеку. Основное правило - не зацикливаться на реальности подарка, а попытаться "подобрать" то, что вас на мой взгляд больше всего порадовало бы. То есть в списке могут быть наименования от "отрез канвы бордового цвета" до "коттедж в горах".
Желательно бы потом услышать от человека комментарий о (не)правильности догадок.

Копирование игрушки на свой дневник, как всегда, по желанию

URL записи

URL записи

@темы: Флэшмоб

---

Мы вернулись из больницы

Были с Агусей в больнице, с температурой. Выпустили наконец! накормили антибиотиками, все проверили и отпустили домой. сказали, что ничего не выросло.

@темы: Будни, Мои дети

---

10.05.2008 в 21:55  NataliyaS написал(а):

Увидев во фленте в шестой раз...
Назовите любого персонажа - канонического или оригинального - из любого текста, который я когда-либо написала, а я расскажу вам о нем три факта, не вошедших в тексты.

URL записи

---

11.05.2008 в 17:38  Yanshuf написал(а):

URL записи

какой под эту песню у нас сделали танец! загляденье!

вообще церемония невероятно понравилась. Малыши, в их числе ханя, пели песню, девочки чуть постарше сделаи танец на тему вышли все мы кто откуда. 60 девочек в разных национальных костюмах: от йеменских, руссктх, голландских до эфиопского и марроканского.

@темы: Израиль

---

03.05.2008 в 21:16  Рысик написал(а):

Я не герой
Я не герой.
Я самый обыкновенный парень, видавший всего семнадцать зим. У меня тяжело больная мать и отец-художник. Меня любили учителя в школе, и предсказывали, что я стану великим математиком. Я живу в стране, которую люблю всем сердцем, и за которую готов отдать жизнь. Но я не герой.
Я просто выполняю свой долг.

В ожидание ужина, ребята устраиваются прямо на полу, прикрывая глаза и моментально засыпая. Бессонная напряженная ночь не прошла бесследно, да и тридцатичасовые патрули, ей предшествующие, все еще сказывались. Мы все вымотались и устали, но, я знаю, все без исключения с нетерпением ждут наступления ночи, когда мы снова повторим попытку. Несколько наших поселений все еще в осаде, и, кроме нас, им некому помочь. Значит, нам нельзя медлить. И прошлая ночь не повторится. На этот раз мы дойдем.
Усталость каменной глыбой лежит на плечах, но сон не идет. Я выхожу во двор школы, где нас временно приютили, потягиваюсь и опускаюсь на скамейку возле тускло горящего фонаря. Времени уже, должно быть, около восьми вечера, солнце давно зашло, но командир будто бы никуда не торопится. И ужин... Ужин бы сейчас не помешал бы – уверенно бурчит мой желудок.
- Алекс.
Оборачиваюсь, киваю, невольно улыбаясь. Эйтан подходит ко мне, как всегда, пружинистый и жизнерадостный. Бессонные ночи сказались и на нем – под глазами залегли тени, лицо осунулось, но губы по-прежнему кривятся в задорной усмешке, да и в зрачках мерцают азартные огоньки. Таков он, Эйтан, наверняка, даже в бою смеется в лицо смерти...
- Какого черта, Алекс? – говорит он, останавливаясь передо мной и упирая кулаки в бока. – Все нормальные люди сейчас отдыхают перед нашим ночным марш-броском, а тебе все никак не сидится на одном месте! Ночью будешь спать на ходу?
Эйтан старше меня всего на полтора года, но на его долю выпало столько испытаний, что будь у меня шляпа, я бы не раз снимал ее перед ним. В отличие от меня, он побывал в самых горячих точках, даже в тюрьме отсидел. И с нашей первой встречи он относился ко мне как опекун, или старший брат. Я ничего против не имел, да и не имею. Он – действительно герой.
Я – нет.
- Не буду, - уверено отвечаю я, невольно улыбаясь. – Честное слово, не буду.
- Ну, раз честное... – вздыхает Эйтан. – Тогда, так уж и быть. Но гляди у меня, Алекс, - он шутливо грозит мне пальцем, - если я увижу, как ты засыпаешь...
Мы вместе смеемся. Эйтан садится рядом со мной, достает из кармана сигареты, спички, протягивает мне. Я качаю головой. Он пожимает плечами, прикуривает и, откинувшись на спинку скамейки, выпускает облачко дыма.
- Ужинаем, Дани проводит инструктаж, потом выходим. Утром уже будем в деревне, а потом – как повезет. – Он словно отвечает на невысказанный вопрос. – По плану, мы должны были выйти часов в семь-восемь, когда окончательно стемнеет. Но, как говорится, план писали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить... И теперь черт знает, когда мы выйдем. Главное, чтоб не повторилась прошлая ночь. Я не хочу опять возвращаться из-за дурацкого просчета времени.
- Да никто не хочет. – Я машу ладонью, разгоняя дым. – Так глупо получается...
- Угу, - кивает Эйтан, затягиваясь и отводит от меня руку с сигаретой. И неожиданно круто меняет тему: - Родные знают?
Я молчу.
Эйтан качает головой и, отвернувшись от меня, выдыхает дым. Вторая его рука обнимает меня за плечи.
- Ты уверен, что это правильно, Алекс?
- Да, - чуть резче, чем собирался, отвечаю я. И примиряюще добавляю: - У меня мать больная, Эйтан. Я не хочу ее нервировать. Пусть лучше думает, что я занимаюсь с подростками.
- Ты когда нибудь собираешься ей рассказать правду?
- Когда нибудь. – Я неопределенно пожимаю плечами. – Когда война кончится.
- Скорее бы. – Эйтан снова вздыхает. – Мне это уже порядком надоело, Алекс. У меня меньше чем через месяц день рождения, и свое девятнадцатилетие я снова встречу с оружием в руках. Нет бы... как в детстве: воздушные шарики, торт, свечки... Девочки нарядные... Эх, к черту! – Он в последний раз затягивается и щелчком выкидывает окурок. – Пойдем обратно, Алекс. Вон, ужин несут...

Инструктаж заканчивается только в пять минут двенадцатого. Нам остается меньше семи часов темноты и около двадцати пяти километров пути. Перед выходом, Эйтан нагоняет меня и ошарашивает неожиданной новостью: двое ребят остаются здесь.
- Но почему? – с искренним изумлением спрашиваю я. – Нас и так мало, а нам нужно столько всего пронести! Как...
- Очередная накладка! – Эйтан в сердцах рубит ладонью воздух. – Прикинь, им не хватило оружия! Они просили у председателя, чтобы он им что-то дал – отказал, сказал, ему самому не хватает на оборону селения. Просили у Джордана – у него же и пулемет и пистолет, так тот бы с радостью, но Дани воспротивился. Сказал, что так нельзя, что пистолет Джордана остается у Джордана. И отказывается выпускать их без оружия.
- Неужели, они ничего не могут придумать? – Я никак не могу поверить в происходящее.
- Пытаются, - мрачно говорит Эйтан. – Но Дани настроен весьма серьезно. И мы уже выходим. Видимо, им придется здесь остаться... Как обидно!

Мы с тяжелым сердцем прощаемся с ребятами и выходим в путь. Я оборачиваюсь лишь однажды – и никогда не забуду, какими глазами они нас провожают. Оба они были готовы отдать все на свете, чтобы присоединиться к нам, как и договаривались. И, видимо, мы уже никогда не узнаем, почему мы не досчитались тех двух ружей...
Мы идем в полной тишине под покровом ночи, а в моих ушах все еще отдается голос Дани, нашего командира: "Не говорить. Не курить. Не шуметь и не раскрывать наше присутствие. Беречься от пастухов, выходящих со стадом ночью. И тихо, незаметно продвигаться к нашей цели. К утру мы будем там". Краем глаза посреди инструктажа, я заметил, как болезненно скривился Эйтан – и подавил усмешку. При его пристрастие к никотину, долгие часы похода на свежем воздухе, без сигарет станут сущей пыткой. Но он не дурак – понимает опасность...
Все мы понимаем.
Мы идем в долине, затянутой туманом, расползающимся от негромко журчащей речки. Лямки рюкзака и ремень оружия болезненно врезаются в плечи, тянут к земле, снова поднимает голову усталость. Но мы продолжаем идти. Потому что не дойти сегодня мы не можем. Потому что там, в паре десятков километров от нас, ждут помощи наши братья. И будь что будет, мы дойдем.
Какое-то время назад впереди слышался странный шум, источник которого некоторое время оставался для меня неизвестным. Около часу ночи мы останавливаемся, и ко мне подходит Эйтан.
- Надо внимательно смотреть под ноги, - уведомляет он. – Один из ребят очень неудачно упал, вывихнул лодыжку.
- И что дальше? – с замиранием сердца спрашиваю я. В голове бьется одна мысль: "Только не возвращаться! Только не возвращаться!". Мы не можем повторить прошлую ночь, нас ждут! А лодыжка – это не утес, который нас так подло задержал вчера, и из-за которого в итоге мы были вынуждены вернуться, так как катастрофически не успевали до рассвета...
Эйтан пожимает плечами, поправляет ремень оружия.
- Видимо, он возвращается, - наконец, говорит он. – Дани даст ему двух сопровождающих... и нам остается лишь молиться Богу, что бы они благополучно дошли обратно.

Мы снова прощаемся и продолжаем путь. Пять отставших (включая тех двух, которые недосчитались оружия) – это много. Это очень много. Будем надеяться, подобных инцидентов по дороге больше не будет. Нам нужно дойти, во что бы то ни стало.
Время от времени я бросаю тревожный взгляд на небеса. Утро приближается, медленно и неотвратимо, я чувствую это каждой порой своего тела. Отпущенного нам времени остается все меньше и меньше. А мы еще далеки от нашей цели... О возвращение речи не шло, мы зашли в сердце вражеской территории, да и никто из нас уже не повернул бы назад. Мы идем вперед и только вперед. Нас ждут. Мы не можем не дойти.
Я выхожу в авангард, на разведку, вместе с Эйтаном. Мы ловим взгляд друг друга, молча киваем, я угадываю ободряющую улыбку друга – и расходимся в разных направлениях.
Поудобней перехватив оружие, я осторожно раздвигаю растительность, осматривая местность как охотничий пес, вдыхаю свежий утренний ветерок. И, когда отодвинув очередной куст, я вижу перед собой два черных глаза – я теряюсь.
Он молча смотрит на меня – смуглый седой старик, с изрезанными морщинами лицом. Ему лет триста, не меньше. Подернутые пленкой глаза подслеповато щурятся, пытаясь разглядеть меня. В руке – не то палка, не то посох. Пастух. Просто старый пастух, оказавшийся в неправильном месте в неправильное время.
Я знаю, что я должен. Схватить оружие, нацелить, выстрелить. Я не имею право подвергать всю нашу операцию опасность из-за одного старика. Я должен его убрать. Все равно, он свою жизнь уже прожил...
Руки словно чужие. И двигаются, как в болоте – невыносимо медленно.
Я тянусь к оружию, не отводя взгляда от тусклых черных глаз.
И опускаю руки.
Я не герой.
Но я не могу убить этого старика, просто потому что...
- Уходи, отец, - говорю я, лихорадочно припоминая язык врага. – Уходи и не появляйся здесь больше. Мы – ваши защитники. Но ты рискуешь, находясь здесь.
Несколько бесконечно долгих мгновений он продолжает смотреть на меня. Потом разворачивается и уходит, смешно семеня и постукивая посохом по земле. Я некоторое время смотрю ему вслед, пока его фигура не растворяется в предрассветном полумраке. Оборачиваюсь. И едва не налетаю на Эйтана.
- Ты дурак, Алекс, - разъяренно шипит он. – Какого черта ты его отпустил?
- А какого черта ты меня не остановил? – парирую я. Эйтан молчит, но его темные глаза мечут молнии. Я примирительно касаюсь плеча друга.
- Я не мог в него выстрелить, Эйтан, - тихо говорю я. – Этот пастух... он человек, такой же человек как мы все. Ему просто не повезло оказаться на нашем пути.
- Как бы нам всем сейчас не повезло, - бурчит Эйтан.
- Я говорил с ним на его языке, а он полуслеп. Может, он мне поверил. Может, обойдется. Как бы то ни было, я буду держать ответ перед Дани. Если это была ошибка, то она будет моей. И я смею надеяться на то, что мы за нее не поплатимся. Мы ведь почти дошли!
Эйтан молчит.
- А скажи мне, Эйтан. – Я заглядываю ему в глаза. – Если бы ты был на моем месте... Ты бы смог выстрелить в этого старика? Смог бы хладнокровно убить беззащитного человека? Ответь мне, прошу тебя. Ты бы смог?
Эйтан вздыхает и опускает глаза. И медленно, едва заметно качает головой справа-налево.
- Мы почти дошли, - повторяю я. – Все обойдется, я уверен. Пойдем дальше...

Поймать момент рассвета невозможно. Просто в какой-то момент темнота медленно отступает, сдается без боя бледному свету. И вместе с рассветом на нас нападают.
Нам не хватило каких-то тридцати минут темноты, чтобы дойти до того места, где даже при свете дня мы могли бы успешно завершить свой поход. Мы все делали правильно, мы не сбивались с дороги, мы выдерживали курс. Мы просто чуть-чуть не рассчитали времени. Не рассчитали, что трое ребят будут вынуждены нас покинуть, что усталость и изможденность упадут на плечи, вместе с тяжелым грузом приковывая нас к земле. И рассвет застигает нас в самом неподходящем месте.
Врагов было много. Безумно много. Вызвал ли их тот самый старик-пастух, или мы засветились еще где-то – неизвестно. Завязывается перестрелка, в которой мы держимся неплохо – благо, боеприпасов у нас немало. Под командованием Дани, мы отступаем на север, в одну из многочисленных долин, огрызаясь на беспорядочную стрельбу врагов.
Усталость и сонливость отступают под бешеным приливом адреналина. Время то несется вскачь бешеным галопом, то растягивается до невозможности. Я совершенно теряю ориентировку, что-то кричу, выпуская длинную очередь по затаившимся на склоне холма врагам, падаю на землю, за крупный валун – щеку режет осколок камня, отлетевший от попадания пули. Мы отступаем – медленно, но спланировано. Никто не паникует. Отступление не превращается в бегство. Мы все еще взвод. Не шайка паникеров-беглецов, думающих только о собственной шкуре.
Пещера встречает нас прохладным ветерком, овевающем разгоряченные лица. Пышная растительность скрывает нас от посторонних взглядов. Крики на чужом, отвратительно звучащем гортанном языке смолкают где-то вдали. Мы... оторвались?
- Мы оторвались, - озвучивает мои мысли Эйтан и подсаживается ко мне. Бесцеремонно хватает за подбородок, поднимает голову. – Алекс, у тебя все лицо в крови...
Дотрагиваюсь до щеки, пальцы окрашиваются в красный цвет. Надо же, в горячке боя не почувствовал боли. Впрочем, ранение ерундовое, просто крови много. Эйтан качает головой, самолично промывает царапину, заклеивает пластырем. Сам он цел и невредим, как и большинство наших ребят. В яростной перестрелке задело всего четверых над которыми уже хлопотал наш санитар.
- Половина одиннадцатого, - говорит Эйтан, прислонившись к скале и устало вытянув ноги. – Больше четырех часов... прикинь, Алекс? А казалось, прошло всего-то десять минут...
- Или десять часов, - невесело усмехаюсь я. – Однако, пока мы отсиживаемся здесь, деревня все еще в осаде и ждет помощи.
- Да. – Эйтан морщится, трет глаза. – А у нас нет даже способа сообщить командованию, что мы попали в засаду. Но выйти сейчас – это безумие. Они наверняка все еще где-то рядом...

Мы ждем около четырех часов. Дани посылает Эйтана и второго Александра на разведку, мы же используем это время для отдыха, настороженно прислушиваясь к происходящему вокруг. Как назло, вокруг все тихо и мирно, словно утренний бой нам приснился. А, может, так оно и было?...
Разведчики возвращаются в начале третьего, когда солнце уже начало клониться к закату. Дани выслушивает их доклад, сжимает губы, машинально чешет в затылке. Хороший человек Дани. Умный и понимающий. Я, конечно, рассказал ему историю со стариком, на что он лишь покачал головой и сказал: "Сделанного не воротишь". Даже Эйтан и тот выражался жестче. А командир наш понимает, что не имеет смысла горевать о случившимся, да и времени на это у нас не было.
- Ребята, - негромко говорит Дани, поднимаясь на ноги. Все моментально открывают глаза, выпрямляются, машинально подбираясь. Он обводит нас взглядом, опускает глаза, некоторое время молчит, а потом, словно собравшись с духом, чеканит: - Собираемся в путь. Прорываемся к холму 573. Десять минут.
- Эйтан, - негромко зову я. Тот подходит ко мне, опускается на корточки и застегивает рюкзак. – Что вы видели? Отчего такая спешка? Не разумнее было бы дождаться ночи?
- Разумнее, - кивает друг. – Но наши враги не спят. Они стягивают сюда силы и готовятся ударить до наступления темноты. Мы должны их опередить, прорваться на холм и занять там круговую оборону. Тогда есть шанс продержаться.
- Но у нас осталось совсем мало боеприпасов, - тихо говорю я. Эйтан молча смотрит на меня, потом резко поднимается на ноги и подхватывает рюкзак.

Мы выходим из укрытия во всеоружии. Раненых товарищей несем на спинах; о том, чтобы оставить их здесь, на произвол судьбы, не может быть и речи. К счастью, мы прятались у подножия холма, высота которого на картах была обозначена как 573 метра – второй по высоте холм, соединенный седловиной с холмом, высотой в 603 метра. И нам нужно было одолеть лишь его склон. Крутой склон, когда на спинах многокилограммовые рюкзаки, оружие и раненые ребята.
Враги словно ждали этого, осыпают нас свинцовым ливнем. Мы изредка огрызаемся – боеприпасы нужно беречь – и упорно идем к нашей цели. Шаг за шагом, оступаясь, падая, чувствуя вокруг себя смерть, смерть, смерть – мы все же продвигаемся, невыносимо медленно, но продвигаемся. И в итоге мы достигаем вершины, где и укрепляемся, назло всем врагам.
Я оглядываюсь, и чувствую, что земля уходит у меня из-под ног. Отсюда, свысока, прекрасно видно, что мы окружены. С трех сторон холма – глубокие впадины, с четвертой вторая вершина, на которой засели враги. И со всех холмов вокруг в нас целятся вражеские ружья. В отчаяние я смотрю на Дани – ну же, командир, скажи что-нибудь, ты ведь умнее меня, ты герой, в отличие от меня, ты видишь то, что скрыто от моих глаз. Скажи, не молчи, скажи, как мы выбираемся из этой ловушки?
Дани обводит взглядом сначала нас, потом вражеские отряды. Улыбается горькой, как полынь, улыбкой. И передергивает затвор автомата.
- Мы в ловушке, - просто и буднично говорит он. – Что ж... Примем свой последний бой, как настоящие мужчины. И я скажу вам одно: я лично предпочитаю умереть в этом бою, нежели попасться живым в их руки. Увидимся на том свете, ребята.
Что-то туго натянутое в груди лопается и струится обжигающей, как пламя и пузырящейся, как шампанское жидкостью по венам, смывая усталость, страх и отчаяние. Последний бой, говоришь, командир? Пусть будет последним! Жаль, что мы так и не дойдем до нашей цели. Жаль, что я больше не увижусь с родными – прости, мама... Но мы заставим врагов поплясать перед нашей смертью!
Словно на глазах ребята меняются, один за другим скидывая с плеч осточертевшие рюкзаки и перезаряжающие оружие. Согнутые под тяжестью груза спины выпрямляются, плечи расправляются, в глазах зажигается мрачный огонь, на губах играют странные улыбки. Мы все понимаем, командир. Не твоя вина, что ты завел нас в ловушку. И не моя – я читаю это в их глазах – что я отпустил того старика и подставил всех нас. Любой бы на моем месте поступил бы так же – я знаю. Мы в ловушке, мы окружены, враг превосходит нас во много раз. Тогда – вперед, до последнего патрона! Мы не сдадимся.
Дани видит нашу решимость, едва заметно кивает и улыбается – словно солнце взошло, осветив его изможденное лицо. И эхом раскатывается над холмом его последняя команда:
- Огонь!!!

Когда в пятницу 16-го января, 1948 года взвод под командованием Даниэля (Дани) Масс, не дошел до осажденного Гуш-Эцийона, поднялась тревога. Два дня поисковые отряды прочесывали всю местность, собирая обрывочные слухи о бое, в котором погибли 35 евреев. Их обнаженные и надруганные тела нашли на исходе субботы, 17-го января, 1948 года, но лишь 17-го ноября 1949 года они были похоронены на военном кладбище, на Масличной Горе в Иерусалиме. Они остались в истории Израиля как "махлекет hа-ламед-hей", "взвод 35-ти" – тридцать пять солдат hАганы, погибших в неравном бою против арабских вооруженных сил. В их честь назван киббуц "Натив hа-ламед-hей", "путь 35-ти", расположенный невдалеке от Бейт-Шемеша. О них сказал принимавший участие в этом бою арабский шейх: "Кому суждено умереть – пусть хотя бы удостоится чести умереть так, как умерли эти храбрецы!".

май, 2008

Источники:

etzion-bloc.org.il/tabid/75/Default.aspx?PageCo...
www.izkor.gov.il/izkor86.asp?t=91096
www.izkor.gov.il/izkor86.asp?t=46254

URL записи

@темы: Израиль

---

Просила-просила,

да все без толку. Очень хотела, чтоб мне сделали аватрки из фоток детей, а не сделали. И банер тоже.
Не возьмется ли кто из вас, а?

@темы: Мои дети, ПЧ

---

Прицепилась ко мне фразочка

"На вкус и цвет все фломастеры разные!"

@темы: юмор

---

отзвучала сирена.

всем, кого уже нет - спасибо за то, что израиль пока еще есть!

На табличке было написано «Эли и Геула Шварц», но это была неправда – тетя Геула уже года два как не жила в этой квартире. Однажды, когда Шимек приезжал на кладбище к дедушке Израилю, мама показала ему могилу тети Геулы. Шимек вздохнул – тогда, в детстве, он любил бывать в этой квартире, хозяйка угощала его очень вкусными пирожками и расспрашивала о школьных делах с неподдельным интересом.Он, гордый первоклашка, бежал к тете Геуле рассказать о новой выученной букве и похвастаться аккуратными тетрадями. Дядя Эли обычно возился с радиоприемником, или поливал горшки с цветами, расставленные в разных, неожиданных местах, и всгда весело здоровался с маленьким гостем. Тогда чета Шварцев не казалась Шимеку слишком старой - просто пожилые, приятные соседи.
Летом, перед самым вторым классом его разбудила сирена. Он выскочил из комнаты, но мама велела ему лечь в кровать.
- Кто-то заболел, сынок, можешь прочитать псалом, - быстро ответила мать, набрасывая халат и косынку, и выскользнула из дома. Мама долго не возвращалась, даже когда маленькая Наоми заплакала, и Шели, Шимека старшая сестра, укачивала ее. Когда мать, наконец, зашла в дом, дети со страхом заметили на ее лице следы от слез.
- Тетя Геула умерла, дорогие, - обняла она старших.
- Благословен Судящий справедливо, - прошептала Шели обычную формулу при плохих известиях, а Шимек повторил за ней. Но ему все равно было горько и непонятно, куда ушла тетя Геула и почему не попрощалась с ним…
Теперь он стал намного старше, но и дядя Эли как будто постарел сразу лет на десять. Шимек боялся его шамкающего рта без зубов, он старался не смотреть на старческие руки, покрытые сетью морщин, и на короткие седые волосы, с каждым месяцев отдающие все большую территорию лысине. Он знал, что нужно уважать старших, но кадый визит к дяде Эли был для него наказанием.
Вот и сейчас он размахивал пакетом со свежими булками и бутылкой молока, все не решаясь нажать на кнопку звонка.
- И почему мама никогда не поручит это Шели! – с обидой прошептал он. Но мать была непреклонна – каждое утро, перед школой, Шимек должен был занести дяде Эли свежие продукты.
Звонок у Шварцев был особенно громким, Шимек знал, что дядя Эли совсем плохо слышет. Послышались медленные, шаркающие шаги, и на пороге появился старик. Шимек быстро отвел взгляд, и, пробормотав: «Доброе утро!», отдал соседу пакет. Дядя Эли прошамкал: «Спасибо!», но Шимек уже летел вниз по ступенькам, а школьный рюкзак хлопал оторванной ручкой. Ему не раз казалось, что дядя Эли хочет что-то добавить к дежурной благодарности, но мальчик успокаивал себя тем, что послушает как-нибудь в другой раз.
Двадцать восьмое ияра было ярким, солнечным днем. День Иерусалима! Эту дату Шимек всегда обводил в дневнике двойной линией, не слушая фырканья Шели, считавшей, что это не слишком уж большой праздник. Но Шимек выгладил еще с вечера белую рубашку, нашел синие нарядные брюки и даже помог Наоми подобрать праздничный, бело-голубой наряд. С самого утра он весело напевал песни про Иерусалим, и, оставив дома рюкзак, побежал в булочную за продуктами для соседа. Продолжая напевать «Мой город светлый и святой», Шимек позвонил в знакомую дверь. Дядя Эли был сегдня непривычно серьезен, и услышав, что поет мальчик, вдруг изменился в лице. Не глядя на пакет, он твердо сказал:
- Зайди ко мне на минутку, сынок!
Шимек испуганно забормотал:
- Но… я опоздаю на церемонию… Сегодня день Иерусалима!
- Я знаю, - ответил сосед, роясь в ящике стола. Дядя Эли достал старый альбом, и раскрыл на одной из первых страниц. На Шимека, рискнувшего все-таки переступить порог, смотрел мальчик его лет в белой рубашке. Шимек очень удивлся – он знал, что у Шварцев нет детей.
- Это кто? – почему-то шепетом спросил он.
- Это Надав, - неопределенно ответил дядя Эли.
У Надава был очень серьезный взгляд, как у лучшего друга Шимека Гая. Наверно, если б этот мальчик был его ровесником, они бы дружили. Но судя по выцветшим краскам, Надав мог быть скорее дедушкой Шимека, чем другом.
На следующей странице Надав был сфотографирован в талите и тфилин. Бар-мицва, триннадцать лет, догадался Шимек. А на третьей фотографии улыбался солдат, совсем молоденький, с автоматом через плечо. Шимек нетерепливо перевернул страницу, но там больше не было фотографий.
Он недоуменно посмотрел на дядю Эли:
- А что дальше?
- Дальше? Дальше это…
Он протянул мальчику письмо с печатью армии обороны. Шимек судорожно вздохнул, даже не читая: было понятно, что в нем.
Дядя Эли рассуждал будто с самим собой:
- Про Арсенальную высоту слышал? Наверняка… Там были склады, оружие и… враги. На полпути к Иерусалиму. Бои. Взрывы, выстрелы. Герои… Ничего не поделаешь, там много солдат погибло. Много… Если б не они, не дошли бы до города. Не было бы освобождания Иерусалима, понимаешь?
Шимек кивнул. Он учил в школе про этот бой, один из страшнейших в шестидневную войну. Перевернул страницу, и снова посмотрел в лицо улыбающемуся солдату.
Дядя Эли тихо добавил:
- Наш единственный сын… Дочь еще в детстве умерла… Надав его звали, щедрый. Он и был щедрым. В школе последним делился с друзьями, а в 67-ом не пожалел, жизнью своей поделился…
Он закашлялся, и Шимек поспешил налить воды.
- Дядя Эли! – попросил он, - можно я пересниму ту, первую фотографию?
- Сорок лет прошло… А он так и остался восемнадцатилетним. Ровесником Израиля он был, Надав наш. Возьми фотографию, не потеряешь, я знаю…
Дядя Эли бережно вытащил из пластикого кармашка фотографию Надава, обернул непослушными руками в газету, и отдал Шимеку.
- А теперь беги, на церемонию опоздаешь.
Запыхавшись, прибежал Шимек в школу. Он встал между своими друзьями, но не шептался, и даже н слушал, что говорил директор. А когда запели всей школой «Золотой Иеурсалим», он сжал в руке фотографию Надава Шварца, щедро отдавшего жизнь на дороге в древний город.

@темы: Израиль, Мое творчество

---

Агусин праздник

У нас принято отмечать рождение сыновей. На восьмой день делают обрезание, по этому поводу собирается толпа родственников и друзей, кушают и веселятся.
В шабат перед обрезанием делают "шалом захар" - угощение после вечерней трапезы. соответственно, только для соседей, ибо в шабат больше придти некому.
вечером перед обрезанием читают "шма" у кроватки ребенка.

и все это на бедных родителях в первую неделю после родов.

девочке по закону ничего обязательного делать не нужно. но хочется. и спасибо Б-гу сказать хочется, и расказать про имя и т.д.
делают это когда у мамы достаточно сил, и обычно в шабат. у нас тут много замечательных соседей, так что приходят обычно много народу.

вот мы в этот шабат и делали. я испекла три пирога. оастальное докупили, вынесли на балкон детский стол. людей пришло - развернуться было негде. детей там было десятка три, когда мы не выдержали и предложли всем взять по чуть-чуть на тарелочку и пойти гулять возле дома. Три соседки принесли пироги, наверно, вкусные, мне не досталось. И правильно, что не досталось, так ем как лошадь.

Ханины-Сефины друзяь пришли первыми, а когда через пару мнут пришли взрослые, Ханя страшно удивился:
- Мама, вы и своих друзей позвали?

Муж рассказывал про значение ее имени, а я про бабушек, в честь которых Агусю назвали. Она не спала ни минуты, а переходила с рук на руки и всем улыбалась.

Приходила соседка с десятимесячной дочкой (остальных пять она оставила дома), которой почему-то жутко нравится Авигаиль. Нета ее и гладит, и агукает, и даже тычет пальцем и кричи "эт!" (тинокет-младенец). И еще соседка, котоо\рая должна была родить на прошлой неделе, я ей предложила Гусю подержать, чтоб ее малыш побыстрее вылез. Это будет с Б-жьей помощью седьмой.

И вообще половина поселка беременные ходят. А мы уже ага!

@темы: Будни, Мои дети, Интересности

---

Чисто вымытая квартира - признак неисправного компьютера (с)

Пока комп не работал, я выполняла культпрограмму, благодаря щедрости Армиллы.

Посмотрели все три фильма "Назад в будущее", получили массу удовольствия, просто такие фильмы позитивные!
Да, я их видела впервые. А еще я не смотрела "Звездные войны" и кучу других не менее известных фильмов.

Я пеерчитала МИФы Асприна, он как всегда бесподобен. Нестыковки радуют, желание заглянуть на Базар-на-Деве не покидает.
Расстраивает перспектива чтения последние, 13-й книги на компе. Давно пора распечатать и не мучаться.

ПРочитала "Гордость и предубеждение". теперь мне точно нужно смотреть фильм.
Итак, Элизабет чудесна! Такой милый образ, очень правдоподобный и вызывающий симпатию. Джейн, как ни странно, мне тоже понравилась, хотя она несколько слишком хорошая. Бингли симпатии не вызывает, но я вообще таких не люблю, уж больно он мне Эшли напомнил.
Нереально порадовали Коллинз и миссис Беннет! это ж надо, какие персонажи пренеприятнейшие и настолько живые, что к ним испытываешь даже нечто вроде симпатии, вспоминая соседку, что могла бы быть прототипом миссис Беннет.

Не понравился сюжет. книга кажется невероятно удачной галереей портретов, мне понравились многие рассуждения, но сюжета, как такогого нет. Зарисовки психолога, опять же, на редкость мастерские.

Теперь о Дарси. Да, конечно, из всех он мне изначально больше всех понравился. НО к концу книги он стал тоже слишком уж хорошим. Жаль, что Элизабет должна была убедиться в отсутсвии у него недостатков, чтоб полюбить.

Пересмотрела "Дневники принцессы-2". мне нравится Мия, но как же мне нравится Кларисс! Какие у нее наряды! Какой она кажется утонченной и весте с тем твердой.
Вопрос, которым я задавалась на протяжении всего фильма: почему Мие нельзя было сделать одежду посимпатичней?

@темы: Кино, Книги, Наблюдения, ПЧ

---

В тридцать девятом был отдан приказ –
И начался поход.
Солнце взорвалось будто фугас,
Красным стал небосвод.
Огненный дождь и свинцовый град,
Воздух от гари сох.
Вместе с другими шагал солдат
По имени Эрвин Блох.

Был он однажды обласкан судьбой –
В сорок втором году:
Месячный отпуск в Берлин, домой –
Поезд уж на ходу...
Месяц прошел, и снова вагон,
И – остановка в пути.
Он на Варшавский вышел перрон –
Пару шагов пройти.

Но сигарета погасла в руке
Потяжелел закат.
Там эшелон стоял в тупике
И оцепленье солдат.
Он оглянулся – а позади,
Будто немой парад,
С желтыми звездами на груди
Плыли за рядом ряд.

Глядя в тетрадку, молитву читал
В талесе и тфилин
За остальными не поспевал
Старый седой раввин.
День почернел – несорванный плод,
Съежился и усох.
Молча смотрел на еврейский Исход
Растерянный Эрвин Блох.

Так он смотрел и в вагон не спешил,
Все продолжал стоять.
С ним поравнявшись, раввин уронил
Выцветшую тетрадь.
Он подобрал – и промолвил старик,
Дав ему перелистать:
"Переписал мне псалмы ученик,
Жаль было бы потерять…"

И отчего-то добавил раввин,
Был неподвижен взгляд:
"Он из Варшавы уехал в Берлин,
Лет двадцать пять назад.
Слышал – в Берлине стал он отцом,
Но взял его рано Бог.
Был он похож с тобою лицом,
А звался он – Хаим Блох..."

Поезд еврейский ушел в горизонт
Именем "Освенцим".
Блох на Восточный отправился фронт
К старым друзьям своим.
Слушал как пули протяжно поют,
Тренькают меж берез,
И вспоминал берлинский приют –
В котором когда-то рос.

Чаще молчал и больше курил,
И потемнел лицом.
И наконец расчет получил
Порохом и свинцом,
Где, средь забытых Богом мест
Желтеют трава и мох.
В этой степи появился крест
С табличкою: "Эрвин Блох".

Но перед смертью, в тяжелом бреду
Видел он тот вокзал.
"Стойте! – воскликнул. – Я с вами иду!"
И за раввином встал.
"В ад, вместе с вами, дорогу избрал,
Не поверну назад!"
Но ребе спросил: "А с чего ты взял,
Что это – дорога в ад?"
(с) Даниэль Клюгер

@темы: Любимые стихи

---

Горит, братья, горит!
Ой, бедный городишко наш горит!
Злыми черными ветрами
Раздуваясь, крепнет пламя;
В небе, в поле, под ногами
Все вокруг горит!
Горит, братья, горит!
Городок наш бедный весь горит!
Языки огня и пыли
Городок уж поглотили -
Ветры рыщут на могиле,
Город весь горит!
Горит, братья, горит!
Миг - и будет весь наш город смыт.
Городок наш вместе с нами -
Превратится в прах и пламя,
Встанут черными ночами
Груды мертвых плит.
Горит, братья, горит!
Наша жизнь зависит лишь от нас,
Если город вам свой дорог,
Так спасайте сами город
И гасите прямо сейчас,
Чтобы огонь погас!
Так себя спасайте сами
Средь горящих плит
И гасите, братья, пламя!
Город наш горит!

@темы: Израиль

---

Очень понравилось!

Все в жизни относительно. Материальный успех тоже относителен. То действительно
великое, что по-настоящему можно желать всем сердцем, доступно лишь
избранным. Чтобы войти в этот волшебный круг, надо быть либо удачливым,
либо способным обойти своих соперников, заплатив жизни за это более
дорогой ценой. Если человек не думает о материальном и стремится лишь к
самосовершенствованию, сконцентрировав на этом все свои силы, он вдруг
обнаруживает, что у него нет соперников. Борьба происходит не снаружи, а
внутри него самого. И вот получается, что успех, которого он добивается
в этой борьбе, приводит не только к тому, что в нем растет радость от
ощущения своего бытия, но и к тому, что ему, как правило, сопутствует
удача и в материальном плане.
- Деньги, - продолжал Терри, - это лживый бог. Люди поклоняются ему,
а он их предает. Стремясь добыть побольше денег, люди дерутся за них и
становятся эгоистичными и надменными. В погоне за материальным
благополучием они теряют здоровье и способность радоваться жизни, и вот
тогда бог, которого они создали для себя, смеется над ними. Они
чувствуют себя так же, как умирающий от голода в пустыне человек,
которому предлагают золото вместо еды.

(с) Э.С. Гарднер "Смерть таится в рукаве"

@темы: Прочитайте, Умно, Книги

---

Пояснение

Так уж получилось, что я читаю дневники замечтальных людей, вроде  Armilla  eden  Человек с ружьем и многие другие, что пишут много, интересно и со знанием дела об Израиле, политике, истории и т.д.
Мне стало стыдно, что я ничего по этому поводу не пишу.

но тут, наверно, самое время пояснить, для чего я создавала и веду дневник.
как вы знаете, я работаю в школах. Считая всякие заседания, я работаю по 50-60 часов в неделю. То есть кучу времени, не считая всяких курсов, я занимаюсь прикладной пихологией во сех ее разновидностях.
Более того, проблемы израиля - это проблемы детей, с которыми я работаю, это то, что болит в учительской, это то, что мы вынуждены входя в класс, объяснять, сами не понимая.
Я устаю.

Дневник для меня - место, где я могу отдохнуть. Посмеяться, повесить любимые стихи, порой написать бессмысленный пост, а за ним столько скопленной чужой боли. Я не хочу говорить о наболевшем, я не хочу учить что-то новое чего я не знала. Я хочу общения и отдыха.

этим я прошу прощения у всех тех, чьи черезвычайно интересные посты я не комментирую.

мне хочется гворить здесь о том, о чем не с кем говорить в реале. о книгах и музыке, о фильмах. Мне хочется, чтоб меня погладили по головке, чего редко делают реальные знакомые. Мушляндия, понимаешь, почему я не иду на материснтво? мне есть с кем об этом поговорить в реале.как и на темы, связанные с иудаизмом.

вот и все, простите все разочаровавшиеся

@темы: дневники, Я

---

Добро пожаловать,  Огненный Тигр!

@темы: ПЧ

---

До начала времен.«Пора бы мне родиться. Кого бы в папы-мамы выбрать? Нет, сюда не хочу, тут семеро по лавкам, мне заботы и любви хватать не будет, наверное. В эту семью? Тут папа с ремнем не расстается, дети строем ходят… О! Вот вроде ребята неплохие, староваты, ну да ладно. Да еще и первый ребенок на всю семью, долгожданный. Забалуют меня, замуркают… Сюда и направимся!»н

ачало августа 2004 года.«Дело плохо. Сегодня моя будущая маман заявила, что ей надоело бороться с бесплодием и она вообще о детях думать не хочет в ближайшее время. Нет, вы видели – тридцатник на носу, а о детях она думать не хочет! Работу себе подыскала перспективную, в мае собирается в Италию, с сентября собирается серьезно предохраняться. А как же я?!Надобно поторопиться. Я ей устрою Италию в мае…»

начало сентября.«Ох и тяжко мне пришлось! Родители вообще забыли про секс! У меня был один (представьте, ОДИН) шанс, чтобы завестись у них, ну, я им воспользовался. Так, мам, эту дрянь не пей. И эту тоже. Ну и что, что день рождения дяди?! Тебе что, сока мало?! Поставь, говорю, бутылку! И вообще, пойдем-ка баиньки, время позднее, 11 вечера, тебе теперь режим соблюдать надо.Перестань удивляться и купи лучше тест на беременность, а то мне твоя беспечность на нервы действует.»

Середина сентября. «Ну и чего ты рыдаешь?! Ты детей хотела? Хотела! Вот и получите!Не, начальнику пока ничего не говори. И к врачу тоже не ходи, ну их, они тебе пару месяцев назад сказали, что тебе с твоим «букетом» вообще ничего не светит в ближайшее время. Сейчас обрадуются, лечить начнут… Давай мы лучше с тобой, мамочка, тихо, вдвоем побудем без всякой нервотрепки, я буду хорошо себя вести, правда-правда! И что такое токсикоз и перепады настроения ты только по рассказам знать будешь. И никто ничего не узнает! Кроме папы нашего.»

Конец сентября.«Ты зачем здесь два часа сидишь, мама? Я же сказал, что обязательно у тебя буду, живой и здоровый, не отвертишься. А ты не веришь. Ультразвуком даже камни в почках дробят, зачем ты меня этой процедуре подвергаешь?!Убедилась? А теперь поехали с папой в лес гулять и сосиски на костре жарить!»

Октябрь.«Бабуля, диверсантка, рассекретила. Подумаешь, мама не накрасилась на даче!ТОРТИК!!! Как это «вредно, лучше салатик»?! Бери, не думай!!! Тебе надо, ты и ешь салатик. А я буду тортик.»

Ноябрь.«Здравствуйте, тетя доктор! Это вы сказали, что с детьми пока не выйдет? Не надо так мять маме пузичко, я тут живу!Ну вот, опять это УЗИ страшное… А помашу-ка я ей ручкой! Пусть мама на всю жизнь запомнит выражение ее лица!»

Начало декабря.«Мать, ты у меня женщина красивая, стройная, начальство как ничего не видело, так и не видит. Зачем тебе ему нервы мотать, пусть живут спокойно и радуются, что к ним на работу такой специалист пришел!Хочешь, я тебе настроение подниму? Тук-тук, кто в домике живет… Дай и папе послушать, как я к вам скребусь.»

Конец декабря.«Как же мне эти эскулапы надоели. Загоняли наш тандем вконец, мама сайгаком по клиникам скачет, крови и мочи перепили эти кровососы – не передать! Нашли у меня, якобы, какие-то врожденные уродства… А вы аппарат для ультразвуковых исследований поменять не пробовали? Здоров я, здоров!!! Зуб (будущий, молочный) даю!О! Тут говорят, что я девочка! Надо же, девочка… Бантики, платьица – ладно, сойдет. Мать, чем ты опять недовольна? Тебе же сказали – хорошая, здоровая девочка. Что тебе еще надо? Мальчика хотела, имя уже придумала? Нет уж, это для братца оставь, меня как-нибудь по-другому назовешь.Иди лучше бабулю обрадуй, она 15 лет твоих кукол хранила, все о внучке мечтала.»

Февраль.«Мне кажется, что Брыкин – не самое подходящее прозвище для красивой маленькой девочки. Я, конечно, постараюсь пихаться потише, но мам, ты представь, как бы ты себя чувствовала, если тебя сложить пополам и поселить в такой позе на 9 месяцев.Пойдем, начальника обрадуем, что ты беременна? А то тебе через пару-тройку недель в декрет уходить, неудобно как-то получается…»

Апрель.«Ну наконец-то декретный отпуск!!! Мам, тебя пинками с работы не выгонишь, ты сама не уйдешь, да?Весна, птицы, цветы, мы с мамой вдвоем… Красота-то какая! Гуляй – не хочу! За изжогу не сердись, толстенькую попку очень неудобно пристраивать. Сама себе такой большой желудок наела, вот и мучайся.Оставь врачей в покое! Брось бяку! Нет, что же это такое: «У вас все в порядке? Давайте ради профилактики полечим!» Мамочка, ты выкини их таблетки и лучше съешь что-нибудь НАШЕ. Во-о-от та баночка сгущенного молока вполне, вполне подойдет!»

Середина мая.«УРА!!! Нам дали новую квартиру! Я поеду в хоромы и буду там жить!Смотреть? Конечно, пойдем! Как это ЛИФТ НЕ РАБОТАЕТ? Мать, это же 18-ый этаж!! Тебе надо, ты и иди, а я тут внизу тебя подожду. Ладно, ладно, ма-а-ама, подожди, я сейчас! За ребра только уцеплюсь покрепче…Ох, грехи наши тяжкие, выбрала себе мамочку…»

Середина мая 2004 года.«Курица-гриль, нашла чем папу кормить. С ума сошла тетка, не иначе, совсем беременность мозги отшибла. Вот и лежит мужик с температурой 39 с отравлением. Ну ты чего ревешь? Да не инфекция это, не грипп, какой грипп в мае! Прекрати реветь, говорю! КУДА?! Инфекционный роддом?! Да вы что там, совсем с ума посходили?! Все, я пошла!…Дедуля, не гони, у нас еще есть полчасика, «успеем добежать до канадской границы». Бабушка, с твоей энергией тебе лучше бежать впереди машины и освещать нам путь, прекрати гнать дедушку. Красный свет – он и ночью красный свет, лучше на нем притормозить. Гаишник не дремлет. Папа, папа! Все, отключился. Мам, поскольку ты здесь единственный вменяемый человек, объясняй им дорогу. Схватку продыши – и объясняй. Нет, лучше бы ты сама за руль села. Жаль, бабуля, серый человек, тебя не пустила!«Поедем, красотка, в Италию!!!»…

Они что, смеются?! Какая клизма? Я уже вот-вот буду тут, с вами! Каталку нам, бегом! Раз! Два! Мама, терпи, не рычи, у меня тут голова застряла… я сейчас… ТРИ!!

УРА-А-А-А!! (Милый врач, это «ура», а не «уа», у меня еще с дикцией не очень).Мама, здравствуй, мама! Это я, твой Брыкин, твой мамонтенок синеглазый, твой Бурундук! Ма-м-ма-а-а… Мр-рр-рр… Теплая вкусная мамина сися…И я тебя тоже очень-очень люблю, мамочка! Ты – самая лучшая мама, ты МОЯ мама…»URL записи

@темы: юмор

---

дорогой Колоброд!

С Днем рождения тебя!

исходить тебе сотни лиг
с лирой наперевес,
по зеленому шелку дорог,
сквозь тенистый лес.
и найти тебе в нем ответ
на извечный вопрос,
и пусть счастье коснется руки
лепестками роз.


прости, что криво, но от души! счастья тебе!

@темы: ПЧ

---

сафари в праздник Песах

@темы: юмор, Израиль

---

таирни, ты видела?

www.liveinternet.ru/users/maluccella/post736998...

@темы: Кино

---

28.04.2008 в 20:38  мама Этери написал(а):

Как Авигаиль купалась
Вот лежу и думаю о жизни


И даже слегка улыбаюсь


На брата таращусь удивленно


Втыкаю


Нет, все, мне надоело. давайте меня переодевать!


О, наконец-то! водичка тепленькая


Да, но то, что мне попало в рот, явно не молоко!


Ладно, потерплю еще минуту, но вы давайте быстрее!


Все! Спокойной ночи, малыши!

URL записи

@темы: Мои дети